Персонаж: Вольфганг Моцарт
И правда, почему бы ему не быть веселым, думал Вольфганг, легко перепрыгивая с одного камня, из которых состояла улица, на другой. Второй камень был несколько дальше первого, если бы можно было провести между ними линию, она была бы кривой и идущей наискось от стоявших в стройном ряду домов, и на ней располагалось бы ещё как минимум пять таких же камней. Каблук туфли юноши заскользил по неровной поверхности камня, и ноги у того разъехались в разные стороны, угрожая заду великого композитора воссоединиться с мостовой. Однако этого не произошло: Моцарт все-таки каким-то чудесным образом подчинил своей воле обе ноги и сохранил равновесие, впрочем, оказавшись в довольно забавное позе. Встав ровно, он с облегчением рассмеялся, не обращая ни малейшего внимания на удивленные взгляды прохожих, которые по идее должны были устыдить его. В конце концов, он гений, а гениям можно все.
Действительно, почему бы ему не быть веселым? Разве есть какая-то причина к обратному? Мартин-и-Солер высказал мысль, что герр Моцарт, дескать, слишком весел, а между тем им нужно подготовить достойный прием английского посла. Но он лишь один из тех завистников, что строят козни и пытаются сорвать его выступления, не больше. В нем нет таланта, он воспринимает Музыку как ремесло, разве так можно? Вольфганг мог простить многое, но не такое обращение с его Богиней и его жизнью. С другой стороны как тут не завидовать, когда их роли давно уже определены, и главная, как всегда, достанется Амадею. Император знал, что в Англии Моцарта до сих пор помнят и любят, а поэтому его выступление должно произвести наибольший фурор и расположить посла к себе. Чистая политика, господин Мартин-и-Солер, и ничего больше. Кроме, возможно, удивительного и исключительного таланта Моцарта, которым вы не обладаете. Так что у юноши действительно были все поводы для веселья. И ровно никаких поводов для грусти. Поэтому он дурачился и веселился по дороге домой, перепрыгивал с камня на камень и флиртовал с дамами, отвешивая юным фройляйн поклоны до земли. Девушки смущенно хихикали, прикрываясь веерами, те, у кого вееров не было, прикрывались руками или корзинками, в которых несли продукты с ближайшего рынка, и от этого на душе Амадея было ещё отраднее. Он всегда следовал принципу "поделись хорошим настроением с другими", и сегодня это получалось особенно хорошо.
А дома его ждали три прелестные девицы с горячим ужином и томными вздохами, которые успешно заглушали ворчание их maman. Нет, конечно, Вольфганг был благодарен фрау Вебер за теплый прием и чуткие ухаживания за ним, и он горячо любил её, считая семью Вебер своей второй семьёй, просто иногда её высказывания больно задевали его, хотя юноша знал, что у Сесилии Вебер и в мыслях не было обижать его. Конечно, она беспокоилась за своих дочерей, но даже она должна была понимать, что одна из них - младшая Софи - была слишком мала, чтобы юноша приставал с ней ухаживаниями. Старшая - Йозефа - наоборот, была старше самого Вольфганга и не слишком привлекательна. Средняя же, Констанца, была достаточно очаровательной простушкой с недюжинной долей детскости в девичьей головке. С ней-то и проводил Амадей все вечера, закрывшись в своей комнатке. Она, по-видимому, была влюблена в него без памяти, а потому выполняла все его поручения и просьбы, засиживалась с ним допоздна, когда Моцарт работал и охотно поддерживала любой разговор. О ней-то и стоило беспокоиться фрау Вебер...вернее, стоило бы, если бы сердце Вольфганга не было так давно и прочно занято. А оно было, оно было опутано золотой сетью, разорвать которую было не под силу никому, а уж хрупкая девушка и подавно не могла освободить его от этого плена. Конечно, она не понимала этого, и раз за разом протягивала свои тонкие пальчики, пробегаясь ими по золотым нитям, не понимая, что от этого Вольфгангу не становится лучше, уж скорее наоборот. Чем настойчивее Констанца проявляла свои чувства, тем яснее Амадей понимал: он никогда не полюбит её так, как любил обладающего его сердцем. И никого так не полюбит.
Однако домой ему было не суждено добраться, как не суждено порой кому-то исполнить свою мечту. Проходя - а точнее пробегая - очередной поворот, Вольфганг неожиданным образом оказался замкнут среди переплетений рук, по-видимому, пытавшихся его связать. Первой мыслью, пришедшей в голову, было, конечно, "воры!". Не самая здравая мысль, конечно, но что ещё можно было подумать при таком раскладе? Но нет, воры действуют совсем не так, стандартный вор что сделает первым делом? Вырубит жертву, желательно, тюкнув её чем-нибудь по голове, а потом спокойно будет шариться в карманах в поисках денег или чего-то, что можно продать. Воры никогда не связывают своих жертв, это им ни к чему.
Вторая мысль скакнула через каменные мостовые к императорскому дворцу, и остановилась перед Мартином-и-Солером, обвиняюще выставив вперед палец. Вот же старый завистник, знал же, что без Моцарта у него куда больше возможностей показать себя, и, следовательно, получить больше денег. Хотя куда, казалось бы, больше, он и так наваривается на всем, не пропуская ни малейшей возможности заработать, и все жиреет день ото дня. Это он, нет никаких сомнений!
Руки у Вольфганга тонкие, поэтому веревки завязать получается не сразу. Он вырывается, лягается, но с мешком на голове, который на него предусмотрительно надели сразу же, как поймали, все действия получаются только во вред ему самому, потому что в кромешной тьме Амадей полностью теряет ориентацию и даже малейшее чувство равновесия. Один раз, впрочем, у него получается удачно пихнуть человека сзади, но именно в этот момент веревки крепко завязываются на его запястьях, и невидимый глазам Вольфганга похититель тянет его на себя, как слепого котенка. Моцарт покачивается вперед, и тут же оказывается в...карете? По всей вероятности, это она и есть. Маленькое тесное помещение с затхлым запахом, совершенно очевидно, карета.
- Именем его императорского величества, отпустите меня! - кричит Амадей, задыхаясь от гнева. Он это так не оставит, он добьется того, чтобы этого чертового интригана выгнали из дворца, пусть пытается жить самостоятельно, того и гляди, может, похудеет. Нет, он готов простить даже интриги и дикие слухи, которые распускают о его персоне, но такое...это просто безобразие! Неуважение к человеческим правам!
Конечно, никто и не думает его отпускать. Амадей кричит ещё много чего - ругательства в сторону похитителей и Мартина-и-Солера в отдельности, угрозы и просьбы, но его словно никто не слышит. Беруши они себе купили, что ли? Вольфганг изощренно ругается на французском, вспоминая все обороты, которые он слышал от барона Гримма, но то ли похитители не знают французского - что в высшей степени отвратительно - то ли слышали что и похуже - что не менее ужасно, потому что некоторые слова заставляли краснеть самого Вольфганга.
В какой-то момент ему удается принять сидячее положение. Моцарт усаживается поудобнее, замечая, что карета весьма дорогая, потому что сиденье в высшей степени удобное - и думает, что это уж слишком странно. Если бы он захотел кого-то похитить - чего бы, разумеется, никому не произошло - он бы нанял старую карету, а не покупал бы новую и уж тем более не пользовался бы своей. Если бы у него была карета, конечно. Потому что опознать карету совершенно не сложно, а свидетели его похищения точно да найдутся. Задавать вопросы похитителям смысла нет, это очевидно. Моцарт ощупывает пальцами подушки, отмечая мягкость их ткани, и запутывается ещё больше.
Карета едет долго. Он не знает, сколько они уже проехали и куда едут. Иногда Вольфганг терялся, спит он или нет, ведь перед глазами такая темнота, а поездки всегда укачивали его. Теряясь в реальности в очередной раз, юноша принимает решение. Он начинает ныть. Вспоминая все потребности маленьких детей, Амадей ноет о том, что ему неудобно, темно, болят руки и обо всем остальном, что чаще всего не имело общего с настоящим положением вещей. Однако даже это не приводит ровно ни к какому исходу. Он окончательно уверяется в мысли, что похитители заранее купили себе беруши, и замолкает.
По иронии судьбы, едва рот Моцарта закрывается, карета останавливает ход. Снаружи раздаются какие-то барабаны, отчего внутри у юноши все сжимается - к чему весь этот цирк? Ладно, похитили его, зачем пугать до полусмерти? Дверца кареты открывается, чьи-то руки вытаскивают его на свет божий - хотя здесь это все-таки метафора, потому что за время поездки солнце наверняка давно скрылось за горизонтом - и ведут куда-то вперед. Бой барабанов усиливается, а у Вольфганга начинают ужасно чесаться пятки - явно к чему-то ужасному. Его останавливают, и юноша, затаив дыхание, ждет чего-то непонятного.
Тут с его головы срывают мешок, и какое-то мгновение он оказывается ослеплен светом. Однако попыток выжить никто не отменял - он деловито шарахается в сторону, балансируя на одной ноге и делая вид, что так и надо, попутно часто моргая, чтобы глаза привыкли к свету. Лучше бы он этого не делал, потому что перед его несчастными глазами встала такая картина, которая, вероятно, не снилась ему в самых страшных кошмарах.
Это было кладбище. Самое натуральное кладбище. Не то, чтобы он боялся мест погребения усопших, вовсе нет, но оно было не пустым. Такое чувство, будто все ужасы человечества собрались на шабаш. Тихо ойкнув, он начал заваливаться набок, но вовремя помал себя на мысли, что падать в обморок подобно впечатлительной девице, совсем не дело. Огромным усилием воли он заставил себя встать ровно и окинуть взглядом победителя - это к чему? - окружающую нечисть.
- За меня будут мстить! - воскликнул он, закрывая глаза. Ох, что-то голова кружится...

Этот солнечный день в Невердейле начался с бури в детективном агентстве «Whitmore Gr.»,  впрочем, как и всегда. Рокки, что решил переночевать в офисе, да и это бывало часто, проснулся с розовым париком на голове и все никак не мог отодрать. А еще это подогрелось тем, что ботинки оказались приклеенными к полу. "Ах ты ж мерзкая хихикающая скотина…" - такова была первая мысль Джонсона, босиком побежавшего по холодному полу агентства в сторону лаборатории Керри.
Когда Слай вошел, то его застала очень парадоксная картина: чернокожий коллега с розовым париком на голове и босиком гонялся по всему помещению за Мэйсоном, что хихикал и поддразнивал время от времени «пирожка»:
- Какая миленькая мулатка! Дашь номер телефончика или мне надо звякнуть твоему папочке и спросить у него разрешения на свидание с тобой?
- Ах ты падла!
- Воу, воу, воу! - Маркус останавливает их двоих за шкирки, и Джо с самым невинным лицом заявляет, словно бы ничего и не было:
- Это был просто эксперимент ради отечества, сэр!
Разбушевавшегося не на шутку Джонсона Маркус еле удерживает, заглядывая в глаза мужчине и пытаясь успокоить:
- Смотри на меня, смотри. Это просто парик, а я тебе выдам деньги на новые любимые ботинки из твоей любимой крокодиловой кожи. Ясно, все? Парик… Ну… - Уитмор делает небольшую паузу, проверяя возможность содрать парик, но безуспешно. - Походишь с ним…
Она забрала Дикки по дороге, договорившись с ней встретиться у главного входа. Перед этим у Линды имел место долгий разговор с Ганнибалом Лектером на тему «нравится ли ей работать в агентстве, имеющем в городе благородную, но дурную репутацию». Ей нравилось, она этого не отрицала, но Ландау не хотелось открывать истинных мотивов работы в детективном агентстве. Две дамы - одна помладше и другая постарше - вошли, когда Маркус разнимал Керри и Рокки.
- Ставлю двадцатку, что наш «Бальбоа» помнет бока Керри, - произнесла Кокс, довольно ухмыльнувшись.
- Дикки, имей совесть.
- Ты обкурился своего газа? ОПЯТЬ?!  Посмотри на меня! - химик - инженер взглянул на своего босса. Зрачки расширены и покрасневшие, на свету идет зеленый отблеск темно- карих глаз. Вздохнув и поняв, что от привычки порой «обкуриваться» веселого газа Керри не избавиться, Маркус уходит к себе, сталкиваясь взглядом с Линдой. Преподаватель отводит взгляд в сторону, немного смутившись. В своих снах она видела Слая совсем другим. Не таким порой разбитым и пьяным, каким Ландау видела своего шефа время от времени. Был ли он на самом деле тем, с кем она была в прошлой жизни, и к кому еще остались чувства? Возможно.
Кокс зашла в кабинет к начальнику, когда Маркус массировал себе виски. По одному виду было ясно, что мужчина выпил внушительную дозу алкоголя и не спал ночью. Взглянув на программистку, Слай произнес своим хриплым и слабым голосом:
- Чего тебе?
- Ты мне обещался дать выходной, дядя.
- Я тебе не «дядя».
- Да ладно, не парься, - Дикки плюхается в кресло напротив него, улыбнувшись и продолжая, - а тебе надо бы опохмелиться, босс.
Опохмелиться - мало сказано. Хотелось уволить всех к чертям, уехать из города и жить в горах отшельником. Правда, его верные коллеги и там бы отыскали своего босса. На то они и команда. А Дикки просто была почти такой же, как и Керри, но не принимала этих его веселых шариков. Кокс же своего шефа обожала - он хотя и приходил на работу иногда пьяным, но даже в таком состоянии вел себя невозмутимо и  спокойно. Рокки говорил, что Слай начал писать книгу, благодаря которой каждый сможет овладеть хотя бы базовыми навыками в распознавании лжи.
Джо Керри шел рядом с Маркусом, сдерживая желание улыбнуться и подколоть  Уитмора. Последний же, приведя себя более- менее в порядок, шел в ближайшую закусочную за углом, когда столкнулся с парнем в красном пуловере и черных джинсах. Остановившись, Слай оборачивается и начинает прибавлять шаг, следуя за парнем. Воришка заворачивает в ближайший переулок, останавливаясь перед высоким забором и оборачиваясь.
- Кэп не любит, когда его игрушки забирают, поэтому верни, будь паинькой, - говорит вкрадчивый голос над его ухом. Удар в пах локтем и пинок в правую коленку  - Керри падает, а парнишка перепрыгивает через забор. Слай, помогая встать химику, велел идти в обход, а сам, легко перепрыгнув, и во время прыжка в лучах солнца Мэйсону показалось, что он увидел драконьи крылья, скрылся. - Вот почему не люблю грязную работу.
Джо вышел на улицу, пробираясь сквозь толпу и замечая порой в переулках кэпа (а так он называл Маркуса) и воришку, что перепрыгивали с крыши на крышу. Порой Керри хотел, чтобы он умел летать, но, увы, он не летал, такими способностями не обладал, зато Бог наградил его невосприимчивостью к любым ядовитым газам и вообще к любым летучим составам. Заворачивая в переулок, Мейсон переходит на более быстрый бег, перепрыгивая мусорки, и на ходу отбирает скейтбоард у мальчишки, говоря:
- Верну по почте!
Теперь следовать за шефом и воришкой Мэйсону гораздо легче. Губы расплываются в ухмылке, и его снова начинают преследовать воспоминания прошлой жизни, как он улепетывал от Бэтмена в темных переулках и кидался на своего архиврага ножом. Керри врезается в преследуемого им и Маркусом. Зрачки расширены, сердце бешено стучит, а воришка начинает пятиться назад, испуганно глядя на химика. У Керри внезапно возникает желание убить его, вырезать улыбку, дать травануться, но… Он сдерживает себя, слыша быстрые и порой тяжелые шаги своего шефа.
- Кэп.
- Кошелек верни.
- Нет его у меня, - говорит воришка, сверля взглядом Слая. Тот, наклонив голову набок, прислушивается внимательно к сердцебиению лжеца. Учащенное, через раз оно затухало, а сам парень нервно сглатывает.
- Ты боишься.
- Только так я мог привлечь ваше внимание. Я стал свидетелем похищения, но мне никто не верит. Полиция думает, что я похитил, но этого был не я.
- Он дело говорит, кэп. Нутром чую.

Ты сидишь в светлом просторном коридоре на жутко неудобном стуле и держишь бумажный платок у глаза. В другой руке чуть помятый с одного края лист А4, направление из регистратуры. Сидишь и нервно дергаешь ногой в такт стрелкам настенных часов, что висят у тебя прямо над головой. Тик-так-тик-так. И стул под тобой ходит ходуном, чуть стукаясь о стену, окрашенную в бледно-голубой. Черт же тебя дернул лезть в те кусты! Ты даже не можешь толком припомнить, что тебя заинтересовало... Кажется, это был какой-то зверь. Кролик? Даже вспоминать об этом сейчас как-то неловко, даже если там и был этот пушной зверек, который, как известно, не только ценных мех, то и что с того? Нет, это, разумеется логично, что тебе захотелось познакомиться с этим нежданным жильцом купленного тобой дома, но... Это не повод лезть за ним в кусты! К тому же, ты сейчас смутно припоминаешь, что этот "кролик", как ты смело его окрестил мяукал. Ну, разумеется... Это был кот. Ты качаешь головой и сетуешь, как же можно было быть таким беспечным, когда дверь отворяется и молоденькая медсестра звонким голосом зовет тебя в кабинет.

– Мистер Донован, доктор Темпл готов Вас принять! – говорил она и, пропустив тебя внутрь, сама выходит в коридор со стопкой каких-то бумаг.

– Добрый день, – ты здороваешься, садишься на предложенный стул и протягиваешь молодому врачу направление. – Со мной тут произошел такой казус... Ветка попала в глаз. Теперь.. Вот..

Убираешь салфетку, обнажая розоватый белок глаза, слезы тут же заструились по щеке. И надо же было так...

Ты не мог сказать что-то вроде "я с детства не любил врачей", это была бы ложь. Тебя привлекала стерильная чистота, порядок и хрустящая ткань свежевыстиранного белого халата. Ты помнил, как отец приходил домой и от него пахло госпиталем, этим непередаваемым кисловатым ароматом лекарств и антисептиков. Когда-то ты даже думал пойти по его стопам, но не сложилось. Точнее сложилось так, что ты понял, что врачебная практика – совершенно не твоя стихия. Так что, с определенного сознательного возраста ты предпочитал просто к врачам не ходить, надеясь, что ты сможешь вполне ограничиться советами фармацевта и домашней аптечкой. Но бывали случаи, такие как этот, когда бездействие могло быть чревато. Оставаться без глаза по собственной глупости совсем не хотелось, так что, вуаля, добрый день, господин Офтальмолог! Меня зовут Томас, мне 31 и я оказался настолько глуп, что напоролся глазом на ветку, нырнув в кусты за мяукающим кроликом.

Вот у вас бывает так, ты имеешь в виду одно, а люди думают о совсем другом? Ладно, Берт, когда находился в глубоком эмоциональном урагане забывал слова, да, водился грешок. Из-за этого его иногда было сложно понять. Ладно, Берт иногда умудрялся оказаться не там где надо. В конце концов Берт же студент с широким профилем работы. Он как-то шел по улице и увидел рекламное объявление, которое гласило "Мелкий ремонт, муж на час". У молодого человека это вызвало некоторые ассоциации... с собой например, потому что Берт за деньги брался за разнообразную работу, от помочь на стройке до полить бабушке цветы. И все почему? Потому что маму видите ли, неустроило, что приемный сынишка после всей той семейной драмы стал еще более упертым и ничем кроме копания грязного белья истории не интересуется. Поэтому, чтобы восстановить хоть какие-то хорошие отношения (можно подумать, что она их теряла. Женщины странные), она согласилась платить за его обучение, но только часть суммы. А остальное, что говорится, ищите где хотите. Впрочем, Берту везло и даже еще оставались какие-то деньги на черный день. Активный образ жизни, то он тут, то там, а еще и любопытство... как те второстепенные герои в мультфильмах, куда бы не побежал главный герой, в кадре обязательно мелькнет какой-нибудь "продавец капусты".
А вот кто-то поступил мудрее и вместо работника, стал работодателем. Основать свое собственное детективное агентство. Прекрасно. Нет, на самом деле. Прекрасный ход. Про эту тему даже фильмов плохих практически не снимают. Хотел ли Берт так же? Пожалуй... нет. Отдать должное и похвалить идею, это одно, а вот принять участие самому... Гард привык к своему образу жизни, а тут, уже слаженный коллектив, своя атмосфера, так сказать. В любом случае, отговорок найдется масса, в том числе и банальное нежелание. Да и, агентство специализирующееся на раскрытии преступлений по эмоциям. Во-первых, Берт далеко не всегда мог сказать что-то путноев этой области, а во-вторых... нет, ну просто что-то не так в этой затее. Так что, опять же, снять шляпу за нходчивость - да. Лезть самому - нет.
Да неужели? Ты, дорогой Берт, слишком многого хочешь. Почему их босс вообще вечно бродит по университету? А еще лицо такое... Гард часто всматривался в чужое лицо, пытаясь рассмотреть. Обычное лицо. Не то, чтобы красавец, но есть что-то такое... эстетически правильное что ли. Берту нравилось по крайней мере. И не думал он в этот момент, что выглядит как восхищенный полудурок. Если б знал, честно, забил бы на него и не вспоминал. У Берта вообще странное чувство вкуса. У них там например, оказывается есть человек с... потрясающим носом. Да, довелось как-то столкнуться. Если б не правила приличия, Берт бы еще наклонился и посмотрел как хорошо у того видно волосы в носу. А еще ему нравится когда куча доминошек, падая делает какую-то фигуру. И многое другое, на самом деле.
Ну и к чему в итоге все это может привести? Давайте, сожмите руки в кулачки и прижав к себе скажите это. Конечно к недоразумению! В этот день Берт убедился что делать добро - плохо. Ну и что женщины зло. Опять. Какая-то курица... ну ладно, признаем, довольно симпатичная курица, памятуя о том, как он недавно помогал ее деду, а она так удачно с ним заговорила и подловила на слове... Берт в итоге оказался ей должен, так вот, подловила его и попросила отдать конспекты. Ладно, удачно еще, что ему в ту сторону ехать. Итак, пункт назначения, подруга симпатичной курочки, прямо в агентство "Whitmore Gr.". И даже так удачно стояло такси...
Проблем не предвещало ничего. Вот он выходит, расплачивается. Идет в здание, никого нет, никто не отозвался. Ну отошли может, ладно там. Появится кто-нибудь, он и отдаст. Просто положить конспект на стол он не подумал, побоявшись, что от потеряется. Садиться он не стал, а ради интереса разглядывал обстановку, читая развешанные брошюрки. Немного увлекшись и зачитавшись, он не заметил тихих шагов другого человека. Эй, а как насчет хотя бы поздороваться? Его бесцеремонно взяли за шкирку, как нашкодившего щенка, и куда-то потащили. Его! Принца! Посмели! Либо, у него есть хорошее объяснение, либо жди подставы.
Ну и кто же этот смельчак? Оу, сам босс. Тот самый. Посадил его за стол, сел напротив него и смотрит еще так, как будто Берт его последний пончик съел. И Гард бы уставился на него, да... черта с два на самом деле. И пока не объяснится, даже смотреть на него не хочется. Ай, нет, хочется. Его лицо так близко, когда еще удастся рассмотреть? Герберт же еще подслеповат немного. Ого, какие большие поры! Может и правда, сунуть ему в руки чужой конспект, а дальше пусть сам разбирается, не?
- Скажи, тебе ведь никогда не... - о, мы заговорили? Герберт весь во внимание. Честно. Повернуть голову, похлопать еще бы глазами для полного эффекта. Но нет. Представление сорвано появившейся третьей стороной. В кабинет заглядывает один из сотрудников и пытается пошутить, но большому боссу не до шуток. Семейная пара, да? Его больно берут под правый локоть... ладно не больно. Под толстовкой пальцы старшего мужчины не чувствуют появившуюся чешую, сразу сделавшую это место нечувствительным к такой мелочи. Упереться рогами и сказать, что они тут все малость не в себе со своей паранойей? Герберт даже попытался было открыть рот, но его даже и не слушают, только объясняя суть дела. А потом... оставляют наедине с парой. А в голове только это брошенное "мой дорогой обожатель".
Сказать что Герберт оказался в глубокой заднице, ничего не сказать. Странные люди скинули на него свою работу и куда-то ушли, а он должен что-то разгребать. Нет, только не говорите что... о, ну чудесно. Старый чудак видимо заметил как-то что Берт его разглядывает, решил что-то там для себя, а теперь, когда Гард еще и заявился сюда, не выдержал и психанул. Ну... эм... не пойти бы вам всем, а? И по-хорошему да, надо уйти и не усугублять тупиковую ситуацию. Но тут и у Гарда что-то переклинило. Перед ним поставили задачу. Если он сейчас уйдет, то он скорее всего окончательно потеряет достоинство в глазах у старого хрена. Если он не справится, то это тоже будет выглядеть не очень красиво. Такого роняния... теряния... эм... опускания чести Властелинов ему не простят. Дежа вю, нет? Выход один - разобраться.
Итак, натянув на себя улыбку, Берт приступил к представлению. Якобы девушка "согрешила", а молодой... да не, к черту, а ее "папик" все прознал. Теперь дамочка отпирается. Такая шумная, резкая, мол "какие к ней претензии, она чиста аки дева Мария". Разбираться по эмоциям? Ну, ее можно попробовать запутать, в итоге может быть она проговорится. Берт готов к этому? Нет, пока нет. А как вообще узнали? А проверяли где была в тот момент? А где был другой стерженек не узнавали? Свидетели, еще там чего? Все сходится, да? Милая, так чего ты отрицаете-то? Ну не будут же вас убивать за это, верно? В конце концов никто не идеален, все могут оступиться, вы все помните эти морали и повторять их нет смысла. Ну милая, ну чего вы истерите? Поверьте, я сам люблю истерить. Я конечно не психолог, но если б не было того что было, вам бы было нечего скрывать, да? А значит и истерить нечего и вы бы были спокойны, что называется, как танк. Я прав, нет?
Ладно, разрешилось. Вся эта ситуация, а еще эти крики... жееенщины, ну почему вы такое зло? Ладно, какие планы дальше? А дальше... Герберт выудил злосчастный конспект из рюкзака. А пусть лежит у босса на столе, чего уж там. Разберутся, тем более чтобы спросить чего, как и куда снова не у кого. Ну да, двое куда-то ушли, третья где-то бегает. Неужели нельзя было отдать эту дурацкую тетрадку завтра? Женщины, вы зло. Ладно, хоть "бесценный" опыт работы поимел.

Вот у вас бывает так, ты имеешь в виду одно, а люди думают о совсем другом? Ладно, Берт, когда находился в глубоком эмоциональном урагане забывал слова, да, водился грешок. Из-за этого его иногда было сложно понять. Ладно, Берт иногда умудрялся оказаться не там где надо. В конце концов Берт же студент с широким профилем работы. Он как-то шел по улице и увидел рекламное объявление, которое гласило "Мелкий ремонт, муж на час". У молодого человека это вызвало некоторые ассоциации... с собой например, потому что Берт за деньги брался за разнообразную работу, от помочь на стройке до полить бабушке цветы. И все почему? Потому что маму видите ли, неустроило, что приемный сынишка после всей той семейной драмы стал еще более упертым и ничем кроме копания грязного белья истории не интересуется. Поэтому, чтобы восстановить хоть какие-то хорошие отношения (можно подумать, что она их теряла. Женщины странные), она согласилась платить за его обучение, но только часть суммы. А остальное, что говорится, ищите где хотите. Впрочем, Берту везло и даже еще оставались какие-то деньги на черный день. Активный образ жизни, то он тут, то там, а еще и любопытство... как те второстепенные герои в мультфильмах, куда бы не побежал главный герой, в кадре обязательно мелькнет какой-нибудь "продавец капусты".
А вот кто-то поступил мудрее и вместо работника, стал работодателем. Основать свое собственное детективное агентство. Прекрасно. Нет, на самом деле. Прекрасный ход. Про эту тему даже фильмов плохих практически не снимают. Хотел ли Берт так же? Пожалуй... нет. Отдать должное и похвалить идею, это одно, а вот принять участие самому... Гард привык к своему образу жизни, а тут, уже слаженный коллектив, своя атмосфера, так сказать. В любом случае, отговорок найдется масса, в том числе и банальное нежелание. Да и, агентство специализирующееся на раскрытии преступлений по эмоциям. Во-первых, Берт далеко не всегда мог сказать что-то путноев этой области, а во-вторых... нет, ну просто что-то не так в этой затее. Так что, опять же, снять шляпу за нходчивость - да. Лезть самому - нет.
Да неужели? Ты, дорогой Берт, слишком многого хочешь. Почему их босс вообще вечно бродит по университету? А еще лицо такое... Гард часто всматривался в чужое лицо, пытаясь рассмотреть. Обычное лицо. Не то, чтобы красавец, но есть что-то такое... эстетически правильное что ли. Берту нравилось по крайней мере. И не думал он в этот момент, что выглядит как восхищенный полудурок. Если б знал, честно, забил бы на него и не вспоминал. У Берта вообще странное чувство вкуса. У них там например, оказывается есть человек с... потрясающим носом. Да, довелось как-то столкнуться. Если б не правила приличия, Берт бы еще наклонился и посмотрел как хорошо у того видно волосы в носу. А еще ему нравится когда куча доминошек, падая делает какую-то фигуру. И многое другое, на самом деле.
Ну и к чему в итоге все это может привести? Давайте, сожмите руки в кулачки и прижав к себе скажите это. Конечно к недоразумению! В этот день Берт убедился что делать добро - плохо. Ну и что женщины зло. Опять. Какая-то курица... ну ладно, признаем, довольно симпатичная курица, памятуя о том, как он недавно помогал ее деду, а она так удачно с ним заговорила и подловила на слове... Берт в итоге оказался ей должен, так вот, подловила его и попросила отдать конспекты. Ладно, удачно еще, что ему в ту сторону ехать. Итак, пункт назначения, подруга симпатичной курочки, прямо в агентство "Whitmore Gr.". И даже так удачно стояло такси...
Проблем не предвещало ничего. Вот он выходит, расплачивается. Идет в здание, никого нет, никто не отозвался. Ну отошли может, ладно там. Появится кто-нибудь, он и отдаст. Просто положить конспект на стол он не подумал, побоявшись, что от потеряется. Садиться он не стал, а ради интереса разглядывал обстановку, читая развешанные брошюрки. Немного увлекшись и зачитавшись, он не заметил тихих шагов другого человека. Эй, а как насчет хотя бы поздороваться? Его бесцеремонно взяли за шкирку, как нашкодившего щенка, и куда-то потащили. Его! Принца! Посмели! Либо, у него есть хорошее объяснение, либо жди подставы.
Ну и кто же этот смельчак? Оу, сам босс. Тот самый. Посадил его за стол, сел напротив него и смотрит еще так, как будто Берт его последний пончик съел. И Гард бы уставился на него, да... черта с два на самом деле. И пока не объяснится, даже смотреть на него не хочется. Ай, нет, хочется. Его лицо так близко, когда еще удастся рассмотреть? Герберт же еще подслеповат немного. Ого, какие большие поры! Может и правда, сунуть ему в руки чужой конспект, а дальше пусть сам разбирается, не?
- Скажи, тебе ведь никогда не... - о, мы заговорили? Герберт весь во внимание. Честно. Повернуть голову, похлопать еще бы глазами для полного эффекта. Но нет. Представление сорвано появившейся третьей стороной. В кабинет заглядывает один из сотрудников и пытается пошутить, но большому боссу не до шуток. Семейная пара, да? Его больно берут под правый локоть... ладно не больно. Под толстовкой пальцы старшего мужчины не чувствуют появившуюся чешую, сразу сделавшую это место нечувствительным к такой мелочи. Упереться рогами и сказать, что они тут все малость не в себе со своей паранойей? Герберт даже попытался было открыть рот, но его даже и не слушают, только объясняя суть дела. А потом... оставляют наедине с парой. А в голове только это брошенное "мой дорогой обожатель".
Сказать что Герберт оказался в глубокой заднице, ничего не сказать. Странные люди скинули на него свою работу и куда-то ушли, а он должен что-то разгребать. Нет, только не говорите что... о, ну чудесно. Старый чудак видимо заметил как-то что Берт его разглядывает, решил что-то там для себя, а теперь, когда Гард еще и заявился сюда, не выдержал и психанул. Ну... эм... не пойти бы вам всем, а? И по-хорошему да, надо уйти и не усугублять тупиковую ситуацию. Но тут и у Гарда что-то переклинило. Перед ним поставили задачу. Если он сейчас уйдет, то он скорее всего окончательно потеряет достоинство в глазах у старого хрена. Если он не справится, то это тоже будет выглядеть не очень красиво. Такого роняния... теряния... эм... опускания чести Властелинов ему не простят. Дежа вю, нет? Выход один - разобраться.
Итак, натянув на себя улыбку, Берт приступил к представлению. Якобы девушка "согрешила", а молодой... да не, к черту, а ее "папик" все прознал. Теперь дамочка отпирается. Такая шумная, резкая, мол "какие к ней претензии, она чиста аки дева Мария". Разбираться по эмоциям? Ну, ее можно попробовать запутать, в итоге может быть она проговорится. Берт готов к этому? Нет, пока нет. А как вообще узнали? А проверяли где была в тот момент? А где был другой стерженек не узнавали? Свидетели, еще там чего? Все сходится, да? Милая, так чего ты отрицаете-то? Ну не будут же вас убивать за это, верно? В конце концов никто не идеален, все могут оступиться, вы все помните эти морали и повторять их нет смысла. Ну милая, ну чего вы истерите? Поверьте, я сам люблю истерить. Я конечно не психолог, но если б не было того что было, вам бы было нечего скрывать, да? А значит и истерить нечего и вы бы были спокойны, что называется, как танк. Я прав, нет?
Ладно, разрешилось. Вся эта ситуация, а еще эти крики... жееенщины, ну почему вы такое зло? Ладно, какие планы дальше? А дальше... Герберт выудил злосчастный конспект из рюкзака. А пусть лежит у босса на столе, чего уж там. Разберутся, тем более чтобы спросить чего, как и куда снова не у кого. Ну да, двое куда-то ушли, третья где-то бегает. Неужели нельзя было отдать эту дурацкую тетрадку завтра? Женщины, вы зло. Ладно, хоть "бесценный" опыт работы поимел.

Дождавшись еще одного голодно-одобряющего взгляда Чарльз устремляется на кухню, краем уха слушая Эрика. Если бы не телепатия сложновато было бы уловить хоть что-то через стену, но он справляется, как раз тот случай, когда его способность очень кстати. Задумчиво окидывает взглядом помещение, разбираясь, где здесь что. Чарльз надеется, что никто не будет против, если они здесь слегка похозяйничают, всё-таки есть же действительно что-то надо, а "скоро вернемся" - очень расплывчатое понятие.

- О, ну мои подружки так не делали, в смысле, не с ротой, - кричит он в сторону комнаты, надеясь, что его слышно, мысленной связью пользоваться не хочется, почему-то Чарльзу кажется, что сейчас это не лучшая идея, - вообще-то тяжелее всего играть в шахматы с очень громко думающими соперниками, - он достаёт из холодильника небольшие банки с джемом и заглядывает в комнату, не переставая говорить, - ну правда, какой смысл играть? Ты какой больше любишь - клубничный или абрикосовый?

Эрик кажется немного сбитым с толку, но всё-таки отвечает на вопрос, и Чарльз вновь возвращается на кухню. Он чувствует себя так уютно и по-домашнему в этой абсолютно чужой квартире с практически незнакомым человеком. Доставая хлеб и запихивая его в тостер, Ксавье вспоминает, как готовил для маленькой Рейвен, беззастенчиво пользовавшейся его добротой. Как же хорошо, что в конце концов она перестала делать вид, будто совсем не умеет пользоваться бытовой техникой, а уж готовить тем более. Всё же на кухне должны царствовать женщины, а вовсе не бедный профессор.

Но сегодня сестры нет, да и ему совсем нетрудно, это же всего лишь тосты, а не какие-то изысканные блюда. На тосты его кулинарных способностей вполне хватает. В ожидании он облокачивается на стол, повернувшись в сторону окна, из которого льется яркий солнечный свет. Чарльз довольно щурится, греясь в его лучах, как огромный ленивый кот, но из грёз его вырывает громкий писк. Он судорожно ищет тарелку, кляня себя за то, что не достал её раньше, а потом обжигается горячим хлебом и шипит сквозь зубы, становясь еще больше похожим на кота. Если бы у него был хвост - он бы сейчас точно  хлестал по бокам, показывая раздражение и злость за то, что его посмели обжечь.

Чарльз улыбается, представляя себе такую картину, а потом ловко раскрывает баночку, думая о том, справится ли Эрик сам с намазыванием джема на тост. Решив, что тот всё-таки большой мальчик, подхватывает тарелку и джем и возвращается в гостиную. Его новый знакомый сидит за столом, задумчиво стуча пальцами по столу, и Чарльз на секунду замирает, следя за этим ритмом, а потом ставит еду перед Эриком.

- Приятного аппетита, извини, это всё, на что я способен сейчас, а больше здесь никого нет, - он опять улыбается, услышав благодарность. Почему-то ему казалось, что Эрик не сможет сказать спасибо, но нет же - вот, Чарльз слышит и эхо мысли, исполненной куда более глубокой признательностью, чем за простое приготовление завтрака.

- Не за что, - говорит он сразу на обе фразы, а потом, не заостряя на этом внимание, сразу же отвечает на вопрос, - Планы? Если честно, я не очень в курсе, но я думаю, что когда все вернутся - всё прояснится. - Чарльз становится немного серьезнее, так, самую малость, - У тебя свой счет к Шоу, да?

И будто стараясь сгладить не слишком приятный разговор, он берет ложечку и зачерпывает джем.
- Вкусно, - задумчиво протягивает Чарльз.

Заметался пожар голубой,
Позабылись родимые дали.
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.

Был я весь - как запущенный сад,
Был на женщин и зелие падкий.
Разонравилось пить и плясать
И терять свою жизнь без оглядки.
       
Мне бы только смотреть на тебя,
Видеть глаз злато-карий омут,
И чтоб, прошлое не любя,
Ты уйти не смогла к другому.

Поступь нежная, легкий стан,
Если б знала ты сердцем упорным,
Как умеет любить хулиган,
Как умеет он быть покорным.
       
Я б навеки забыл кабаки
И стихи бы писать забросил.
Только б тонко касаться руки
И волос твоих цветом в осень.
       
Я б навеки пошел за тобой
Хоть в свои, хоть в чужие дали...
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.

Жить – весело! Нет, серьезно, вы представляете себе, насколько веселой может быть ваша жизнь, если вы хотя бы чуточку себя отпустите, разрешите себе перешагнуть какие-то плевые правила, какие-то неясно кем придуманные нормы и как следует оторваться? Почувствовать, как кровь бурлит в венах, как подскакивает уровень адреналина и как опьяняет ночной воздух, когда все «нормальные люди» уже давно спят в своих постелях, и целый город принадлежит лишь вам? Охренительное по своей силе и наслаждению чувство, скажу вам честно. Это тоже своего рода наркотик, только обходится он куда как дешевле и без последствий для здоровья, во всяком случае, если знать, как правильно себя вести. Веселиться нужно уметь, знаете? Хотя откуда вам знать, черт возьми.
Это вечер принадлежал нам, как говорят некоторые ханжи, «хулиганам» и «шпане» Невердейла, но мы, между прочим, никогда не нарушаем закон. Ну, вернее, нарушаем, конечно, но вовсе не для того, чтобы обогатиться, просто чтобы повеселиться. Да ладно, ребят, быть молодым – это разве преступление? Как будто вы не совершали совсем уж ничего подобного, когда вам было семнадцать. А если и правда не совершали, то мне вас искренне жаль: ваше существование пресное, клейкое и холодное, как утренняя овсянка в доме престарелых.
Я даже не помню, кому из наших пришла в голову эта шикарная идея, когда мы сидели на крыше одного из домов, ели пиццу и курили. Алкоголя не было, в основном потому, что после предыдущей попойки, получившейся почему-то особенно грандиозной, еще не все забыли тошноту и жуткую головную боль. Впрочем, нам вполне хватало нашей собственной, природной дури, чтобы радоваться жизни и чувствовать себя королями мира.
Кажется, это все-таки был Рэй. Да, он вдруг сказал, что было бы забавно как-то украсить памятники основателей, которые стояли у входа в парк, а то они действительно выглядят уныло, вконец испортившись от дождя и времени. Такие, серо-черно-хрен-пойми-какого-цвета памятники, которые, наверное, встречаются в любом маленьком городке и в любом маленьком городке выглядят убого до невозможности.
- Крис, они портят товарный вид города твоего папаши, - добавила, кажется, Мэгги, и я не мог с ней не согласиться. Потому что они, черт возьми, портили!
Большего нам и не потребовалось: у кого-то в рюкзаке нашлась пара выпусков каких-то комиксов, кажется, от Marvel, по дороге мы заскочили к Бобу домой, захватили у него балончики с краской, и через четверть часа уже были в парке.
Невердейл всегда был спокойным городишкой, вот и сейчас вокруг не было ни души: все мирные, тихие и правильные жители давно уже разошлись по домам. Иногда меня передергивает от этой правильности и всеобщей медлительности. Серьезно: она вызывает почти физическое отвращение, а потом меня еще спрашивают, за что я так не люблю свой город, что все время его порчу? Зануды, кто его еще больше портит.
Нас было четверо, по одному на каждую статую, краски тоже хватало с избытком, и потому, когда мы услышали шум подъезжающей машины, работа была почти закончена.
- Это копы! Сваливаем! – крикнул Рэй, сидевший на плечах у первого мэра, и зачем-то спрыгнул на землю, хотя высота была немаленькая. Как он себе ничего не отбил – ума не приложу, но полицейская машина была действительно очень близко, и хоть памятники никак не освещался (и хорошо – еще ночью на это убожество смотреть), если бы мы побежали, то сразу привлекли внимание. Мэгги начала что-то хныкать, и тогда я, а я ведь рыцарь, решил проявить себя мужчиной. И почему все вокруг считают, что я не способен на хорошие поступки? Ну, или хотя бы на адекватные. Хотя, по сути, особого самопожертвования тут не было, потому что мне единственному из всей компании ничего бы не светило в случае поимки, но все же, но все же…
Словом, когда патрульная машина оказалась возле облагороженного нами культурного монумента, рядом стоял только я один. Я, а за мной Человек-паук, Капитан Америка, Магнито и еще какой-то незнакомый мне комиксный чувак - шикарная картина, что ни говори. Свет фар неприятно бил в лицо, и я поморщился, а потом и зажмурился, прикрывая глаза выпачканной в краске ладонью.
- Черт возьми, свет-то дальний выруби! По-моему, меня и так достаточно видно! – кажется, мой голос прозвучал больше насмешливо, чем недовольно, но вечер был слишком хорош и весел, чтобы злиться всерьез, даже на копов.
«Ну, сейчас начнется шоу…»

Этот день Джим собирался провести в автомастерской. Вчера пол ночи он помогал друзьям-кабельщикам делать проводку в мэрии, а поэтому сегодня с утра он был злее, чем обычно. Даже вечно фамильярный с Сандеем босс – толстозадый увалень Фил – сегодня сторонился Джимми, дабы не попасть под случайный огонь. В обращении с боссом, надо сказать, Джим был той ещё сволочью и никогда не стеснялся крепких выражений, всегда высказывал всё напрямую. Фил терпел по той простой причине, что Сандей приносил неплохой доход автомойке, ведь у него, как у одного из лучших автомехаников города, были свои постоянные клиенты из расы богатых и знаменитых, готовых отваливать кругленькие суммы за починку драгоценных «Кадиллаков».  Джим прекрасно знал о том, что босс неплохо разжился на его работе (даже открыл прилегающую к автомастерской мойку), а потому позволял себе болтать всё, что угодно. Конечно, порой, Фил не выдерживал и одёргивал Джима, тот затихал, но минут на пятнадцать. Затем всё начиналось сызнова.
В автомастерской Джим чувствовал себя как рыба в воде. Парни и девушки, работавшие там, за долгое время стали его семьёй, хотя Сандей по-прежнему не числился в официальном списке сотрудников, по причине его частой работы с представителями преступной элиты, которым даже своего механика лишний раз светить не хотелось. Но, как во всех коллективах, в автомастерской нередки были ссоры и распри. Чаще всего их причиной становился Джим, вечно всем недовольный: то помощник положил не туда инструменты, то мойщики растащили запчасти. Больше же всего недомолвок у Сандея было с – теперь уже бывшим – аэрографом, которого Фил недавно попёр за беспробудное пьянство и нежелание появляться на работе. Не любил Джим аэрографов, как и других художников, в принципе. Он не мог удержать себя от критики, хотя и рисковал раскрытием своего прошлого. Ни один из пятерых аэрографов, работавших в автомастерской за последние три года, не удовлетворял Джима. Усмешки друзей и заявления типа «рисовал бы тогда сам», вызывают у Сандея несколько неадекватную реакцию. Просто им невдомёк, что перед ними бывший художник, как истинный герой эпической поэмы, отрёкшийся от своего занятия из-за неразделённой любви.
С утра всё шло как обычно. Джим копался в машине постоянной клиентки, пожалуй, слишком часто разбивавшей своё авто и, очевидно, питавшей слабость к своему автомеханику. Впрочем, Джима мало заботили женщины среднего возраста, с достатком, видевшие в его лице не только заблудший субъект общества, который необходимо перевоспитать, но и весьма неплохо сложенного мужика.
Время близилось к обеду, когда Джимми закончил все дела с машиной, и спокойно болтал с помощником, ожидая, когда стрелка часов доползёт до назначенного часа и можно будет пойти поесть. Сандей не был голоден. Он, вообще, мало ел, но тухлая атмосфера автомастерской давила на него, как на истинно творческую личность. Ему хотелось сменить обстановку, и он думал лишь о том, как бы поскорее свалить, пропуская мимо ушей слёзные жалобы помощника на свою подружку, которая от него залетела, а потом то ли оказалась мужиком, то ли его сестрой.
Фил, получивший от Джима с утра втык за то, что передал машину, которую чинил Сандей, другому механику, решил отыграться на своенравном подчинённым и велел Джимии уйти на обед последним (в обеденное время на посту оставалась только секретарша Фила – пышногрудая блондинка, вожделенная мечта всех механиков и мойщиков).
Джим уже успел отпустить помощника и трижды не самыми добрыми словами помянуть босса, когда к мастерской подкатил какой-то мужик, тащивший на буксире жалкого вида машинку. При взгляде на это Джим машинально закрыл лицо руками: «Ещё одна», - промелькнуло у него в голове.
Хозяйкой машины оказалась… да, блондинка, но совершенно не шлюховатого вида, как ожидал Джим, а вполне приличного, свойского. Сандей тут же погрузился в созерцание фигуры пришелицы. Ведь появление девушки всегда привлекало внимание мужской части «населения» мастерской. Надо сказать, Джим был большим поклонником женской красоты, пускай и слыл заядлым женоненавистником. Он действительно не терпел женщин, но только определённого рода: слишком помешанных на себе и своей внешности, слишком много думающих своими безмозглыми крашеными головками, которые Джиму так и хотелось разбить об асфальт.
Новоприбывшая барышня бойким шагом подошла к одному из самых старых и ненадёжных механиков. Из этого Джим сделал вывод, что она не местная, ведь все жители Боулдера были в курсе, кто круче всех сечёт в машинах.
Джим развалился на сложенных в стопку шинах и наблюдал за тем, как механик отказал несчастной. «Не повезло тебе», - подумал Сандей. Вдруг, к его несчастью, взгляд блондинки устремился на него. Очевидно, Джим слишком сильно увлёкся изучением её прелестей, совсем забыв о приличиях, чем привлёк хотя бы подсознательное внимание девушки… Теперь бойкие шаги, показавшиеся Джиму сходными с поступью Сатаны, что в час Страшного Суда, распахнёт врата в Ад для грешников. Сандей нервно сглотнул. Меньше всего ему хотелось общаться с незнакомкой, копаться в её машине, решать её проблемы. Джиму хотелось на обед, поболтать с друзьями, съесть грёбанный бургер. Похоже, теперь обед обламывается.
Блондинка обратилась к Сандею с милой улыбкой и вопросом, не сможет ли он ей помочь. Перво-наперво в ответ она получила лишь испуганный кроличий взгляд Джима, а об улыбки не могло быть и речи. Он и так редко улыбался. Лишь в моменты искреннего счастья, от которого сейчас он был так далёк.
- Фииил! – было первым, что вырвалось из уст Джима, спустя несколько секунд молчания. Офис начальника отозвался гробовой тишиной. «Ушёл обедать, мразь», - бросил про себя Джим. Послать блондинку куда подальше он в любом случае не мог, потому что таков закон автомастерской – все клиенты должны быть обслужены и счастливы. Фил же мог спихнуть дамочку кому-нибудь менее опытному. Быстро изобразить крайнюю занятость Джиму тоже не удалось. Хотя бы по причине того, что он полулежал на автомобильных шинах, и всё его существо было исполнено лени и безмятежности аккурат до приезда блондинки.
- Пошли, посмотрим на твою колымагу. - Мрачно ответил, наконец, Джим на вопрос девушки и зашагал к её машине. «В конце концов», - рассуждал он: «Я не обязан быть вежливым с клиентами».
Подойдя к машине, Сандей критично оглядел её, потом открыл капот, из-под которого на механика повалил дым. «Потрепала тебя эта сучка», - Джим покачал головой, поглядев на вусмерть сгоревшие провода.
- Пиздец машинке-то твоей, детка, - бросил Сандей хозяйке, как подруге. – Починить нельзя… То есть, я мог бы. Но задорого. И времени понадобиться много.
Никогда в жизни Джим не разговаривал так дерзко с клиентками. Ему было интересно посмотреть на реакцию этой блондинки. Он предположил, что она оскорбится и уйдёт в расстроенных чувствах, а заявится под вечер с деньгами и просьбой починить как можно скорее. Они всегда так делают. Даже самые стервозные. А у этой лицо настоящей стервы.
Сандей захлопнул капот.
- Вот напокупают себе прав, а потом машины страдай, - Джим любовно провёл бледной рукой по разогревшемуся почти до температуры Солнца капоту. – Ну, ничего, будешь у меня в норме.
Джим всегда искренне сочувствовал многострадальным женским машинам, претерпевающим такое, чего не приснилось бы ведьмам, попавшим в лапы инквизиторов. Он жалел эти старые колымаги и дорогущие автомобили. «Один хер – водить не умеют», - говаривал он своим приятелям. И был прав. Мало кто из женщин умел водить по-мужски, ведь у мужчин своя логика, а на дороге правит именно она.
Борясь с диким желанием выпроводить так поначалу приглянувшуюся ему блондинку вместе с её машинкой нахуй из автомастерской и пойти обедать, Джим попытался улыбнуться. У него не получилось. Должно быть, со стороны он выглядел как придурок. Хотя ему было без разницы. Он никогда не замарачивался тем, что о нём подумают другие. Просто делал и всё. Ещё с тех времён, когда Ханна была с ним. Возможно, это она научила Сандея этому: насрать на всех и делать то, что делаешь. Лучший совет из всех, что можно дать человеку, сбившемуся с пути. Но прислушается ли он, поймёт ли – другой вопрос. Будет ли у него желание откликнуться на это, хватит ли смелости протоптать собственную дорожку, победить долбанные стереотипы? Ведь это могут далеко не все.
Вернувшись в реальность, Джим поглядел на клиентку: светлые волосы, открытая майка, рваные джинсы: всё очень органично смотрелось на её худом теле.
Ну вот, он опять ведёт себя как сексуальный маньяк.
Что ж, это выход. Может, она испугается его и сбежит.
Наконец, Джиму удалось расплыться в улыбке. Он в самых ярких красках вообразил себе побег клиентки, вставшей ему почти поперёк горла.
Наверное, снова выглядел как дебил: «Похуй».

Все это, наконец, позволило ему спокойно уединиться в своем доме и не быть тревожимым никем и ничем, кроме почты. В самом деле, быть богатым и не контактировать с окружающими гораздо проще, чем быть бедным и не контактировать с окружающими. Порой, впрочем, контактировать все-таки приходилось, например, когда заболел Бельфегор. Взяв кота, господин Морт отправился к ветеринару, который, по словам его клиентов, «творил чудеса» и вообще «настоящий волшебник». «Настоящего волшебника» по имени Альфонс господин Морт застал за спешным собиранием вещей. На вопрос, куда он собрался, ветеринар пробормотал что-то среднее между Гондурасом и Бермудами. Ответ этот господина Морта не устроил: на его руках умирал кот, и жизненные проблемы ветеринара его не волновали. Ветеринара же, в свою очередь, в тот момент гораздо меньше волновали коты, чем собственная шкура. После краткого разговора выяснилось, что ветеринар сильно задолжал всяким плохим людям. Тогда господин Морт предложил сделку: ветеринар спасет кота, а господин Морт — ветеринара. Хотя тому, скорее всего, лучше будет скрыться с глаз долой, а то с плохими людьми и шутки плохи. Кота спасти не удалось, господин Морт впал в безэмоциональное уныние, а спустя два дня обнаружил на пороге «настоящего волшебника» с котенком в руках и просьбой все-таки отплатить по его долгам. Так в жизни тридцатиоднолетнего господина Морта появился дворецкий Альфонс и Бельфегор II.

.   Жизнь, по сути своей, штука скучная. Уже годам к двадцати пяти можно выучить все ее хитрости и «неожиданные» повороты, и если к этому времени не удалось завести детей, то самым верным способом избавиться от скуки становятся увлечения. Взглянув на часы в далеком 1989 году, господин Морт дождался полуночи первого марта и с тех пор официально увлекся стимпанком. Увлечение это было донельзя удобным: оно не обязывало его к контактам с окружающими, не требовало особой экипировки или навыков и давало пищу для ума. Пища для ума была одним из двух видов пищи, которые господин Морт обожал всей душой.
   Вторым было, конечно, карри.
   Если карри было вещью общедоступной, то пищу для ума порой приходилось доставать из весьма неприятных мест. Например, из заполненных людьми библиотек. Узнав, что мистер Филиппо будет давать лекцию в местной библиотеке, господин Морт после целого часа раздумий, тарелки карри и ворчливого замечания Альфонса все-таки решил пойти на рискованный шаг. Рискованный шаг был, в самом деле, шагом — за порог уютного, по меркам господина Морта, дома во внешний мир, полный болтливых созданий.
   Одетый в один из десятка неотличимых друг от друга черных костюмов, господин Морт отправился до библиотеки пешком, блистая лысиной на августовском солнце. На его счастье, по пути не встретилось никого, кто бы мог вдруг захотеть с ним поговорить (честно говоря, таких людей вообще было мало, но господин Морт с ужасающей частотой сталкивался с ними в самых неожиданных местах, а потому уже подумывал обзавестись паранойей, но все откладывал). Внутри библиотеки жаждущих общения с ним тоже не оказалось, поэтому господин Морт спокойно занял свое место во втором ряду и занялся тем, что практиковал часто и не без мастерства: принялся ждать.
   Ожидающий чего-либо господин Морт чем-то походил на статую, по ошибке помещенную вместо пьедестала на библиотечный стул, да так и оставленную прозябать в одиночестве. До встречи с писателем оставалось всего минут пятнадцать, люди потихоньку занимали свои места, а господин Морт сидел неподвижно и смотрел прямо перед собой таким строгим взглядом, словно кого-то мысленно отчитывал. На самом деле, мысленно господин Морт гладил Бельфегора II, это его успокаивало, когда приходилось находиться среди большого скопления людей. Но для точного воспроизведения опыта приходилось очень сильно сосредотачиваться.
   Наконец, в лекционный зал вошел сам писатель, мистер Филиппо, в сопровождении библиотечных работников, среди которых господин Морт мгновенно приметил знакомое лицо. Лицо это притягивало его взгляд, словно муха — мухоловку, словно лосось — медведя, словно должник — кредитора. Господин Морт прищурился, неотрывно следя за мистером Виндом.
   С одной стороны, мистер Винд должен был ему денег. Много денег. Очень много денег. Столько денег, что ими почти можно закрыть государственный долг США. С другой стороны, господин Морт пришел сюда на лекцию. Это его увлечение, чтобы не было скучно. Господин Морт не любил, когда ему скучно. Еще господин Морт не любил непунктуальных людей, которые отказываются отдавать долги.
   Господин Морт нахмурился, глядя на мистера Винда.
   Наверное, господин Морт прожег бы в мистере Винде дыру, а может быть, даже две — по одной на каждый глаз, но тут визгливый голосок сбоку попросил его «убрать свои лыжи», аргументировав это тем, что «ну ваще негде пройти». Аргумент также сопровождался неприличным причмокиванием человека, с наслаждением досасывающего свой чупа-чупс. Господин Морт с недоумением воззрился на молодую и недалекую девицу, возвышавшуюся над ним с выражением лица настолько же пустым, насколько и претенциозным.
    — ПОЖАЛУЙСТА, МИСС.
   Господин Морт поджал ноги под стул. Девица прошла мимо, чуть не заехав господину Морту сумочкой по лысине, чем окончательно отвлекла того от мыслей о должниках и кредиторах, и конкретно о мистере Винде. Тем более, мистер Филиппо как раз занял свое место, выпил водички, откашлялся и начал лекцию. Господин Морт откинулся на спинку стула и приготовился наслаждаться прекрасным субботним днем.
   Мистер Винд временно перестал его волновать.

Свои сорок два года господин Морт встретил в доме, где проводился аукцион. Господина Морта особенно интересовал комплект прекрасно сохранившейся старинной мебели, но как выяснилось, не только он один сумел привлечь внимание нелюдимого отшельника. Мебель принадлежала почившей чете, а за своей спиной эта почившая чета оставила шестнадцатилетнего парнишку с занимательным именем Исмаэль. На аукцион его, конечно, не выставляли, но господин Морт, наблюдая за тем, как парнишка прощался с родным домом, подумал, что, наверное, стоит проявить сострадание. Ну или как оно там зовется, это чувство, которого точно нет у сатанистов, зато есть у стареющих знатоков антиквариата. Так спустя полгода в жизни господина Морта появился приемный сын по имени Исмаэль. Сказать по правде, господин Морт и сам еще не до конца разобрался, почему все-таки решил усыновить парнишку: то ли имя у него занимательное, то ли рациональное сострадание всему виной, то ли возможность в перспективе обзавестись дополнительным домом и кучей антикварных вещей.

.   Жизнь, по сути своей, штука скучная. Уже годам к двадцати пяти можно выучить все ее хитрости и «неожиданные» повороты, и если к этому времени не удалось завести детей, то самым верным способом избавиться от скуки становятся увлечения. Взглянув на часы в далеком 1989 году, господин Морт дождался полуночи первого марта и с тех пор официально увлекся стимпанком. Увлечение это было донельзя удобным: оно не обязывало его к контактам с окружающими, не требовало особой экипировки или навыков и давало пищу для ума. Пища для ума была одним из двух видов пищи, которые господин Морт обожал всей душой.
   Вторым было, конечно, карри.
   Если карри было вещью общедоступной, то пищу для ума порой приходилось доставать из весьма неприятных мест. Например, из заполненных людьми библиотек. Узнав, что мистер Филиппо будет давать лекцию в местной библиотеке, господин Морт после целого часа раздумий, тарелки карри и ворчливого замечания Альфонса все-таки решил пойти на рискованный шаг. Рискованный шаг был, в самом деле, шагом — за порог уютного, по меркам господина Морта, дома во внешний мир, полный болтливых созданий.
   Одетый в один из десятка неотличимых друг от друга черных костюмов, господин Морт отправился до библиотеки пешком, блистая лысиной на августовском солнце. На его счастье, по пути не встретилось никого, кто бы мог вдруг захотеть с ним поговорить (честно говоря, таких людей вообще было мало, но господин Морт с ужасающей частотой сталкивался с ними в самых неожиданных местах, а потому уже подумывал обзавестись паранойей, но все откладывал). Внутри библиотеки жаждущих общения с ним тоже не оказалось, поэтому господин Морт спокойно занял свое место во втором ряду и занялся тем, что практиковал часто и не без мастерства: принялся ждать.
   Ожидающий чего-либо господин Морт чем-то походил на статую, по ошибке помещенную вместо пьедестала на библиотечный стул, да так и оставленную прозябать в одиночестве. До встречи с писателем оставалось всего минут пятнадцать, люди потихоньку занимали свои места, а господин Морт сидел неподвижно и смотрел прямо перед собой таким строгим взглядом, словно кого-то мысленно отчитывал. На самом деле, мысленно господин Морт гладил Бельфегора II, это его успокаивало, когда приходилось находиться среди большого скопления людей. Но для точного воспроизведения опыта приходилось очень сильно сосредотачиваться.
   Наконец, в лекционный зал вошел сам писатель, мистер Филиппо, в сопровождении библиотечных работников, среди которых господин Морт мгновенно приметил знакомое лицо. Лицо это притягивало его взгляд, словно муха — мухоловку, словно лосось — медведя, словно должник — кредитора. Господин Морт прищурился, неотрывно следя за мистером Виндом.
   С одной стороны, мистер Винд должен был ему денег. Много денег. Очень много денег. Столько денег, что ими почти можно закрыть государственный долг США. С другой стороны, господин Морт пришел сюда на лекцию. Это его увлечение, чтобы не было скучно. Господин Морт не любил, когда ему скучно. Еще господин Морт не любил непунктуальных людей, которые отказываются отдавать долги.
   Господин Морт нахмурился, глядя на мистера Винда.
   Наверное, господин Морт прожег бы в мистере Винде дыру, а может быть, даже две — по одной на каждый глаз, но тут визгливый голосок сбоку попросил его «убрать свои лыжи», аргументировав это тем, что «ну ваще негде пройти». Аргумент также сопровождался неприличным причмокиванием человека, с наслаждением досасывающего свой чупа-чупс. Господин Морт с недоумением воззрился на молодую и недалекую девицу, возвышавшуюся над ним с выражением лица настолько же пустым, насколько и претенциозным.
    — ПОЖАЛУЙСТА, МИСС.
   Господин Морт поджал ноги под стул. Девица прошла мимо, чуть не заехав господину Морту сумочкой по лысине, чем окончательно отвлекла того от мыслей о должниках и кредиторах, и конкретно о мистере Винде. Тем более, мистер Филиппо как раз занял свое место, выпил водички, откашлялся и начал лекцию. Господин Морт откинулся на спинку стула и приготовился наслаждаться прекрасным субботним днем.
   Мистер Винд временно перестал его волновать.

Никогда не стоит недооценивать дракона. Вы думаете, что он не слышит, не замечает, занят совсем другим и вообще уже давно мыслями не на этой планете, а он всё видит, слышит и замечает. Каким-то образом даже работать при этом успевает. Да, драконы, они такие – их трудно застать врасплох. Вот и сейчас, нисколько не жалея ни себя, ни  свой ноутбук, Ричард успевал разбираться с документацией своего офиса и следить за передвижениями Оливера, попутно ещё и отвечая ему.
-Я всё слышал, - раздалось из его угла, который ему однажды любезно предложили и который вскоре был им захвачен насовсем. Любил он тёмные и одинокие углы, что поделать? В ящички стола, который он уже считал своим, заселились разные канцелярские принадлежности и такие мелочи, как запасные очки для работы в офисе – не таскать же постоянно всё с собой. В то же время у него, конечно, и альтернатива имелась. Например, он мог продолжать летать в главный офис чуть ли не каждый день, проводя пару часов в самолёте или работать дома, если не уехать из Невердейла совсем, что было бы, безусловно, удобней и практичней, да и не так странно. Согласитесь, вламываться в чей-то дом, чтобы практически молча  проводить там сутки за работой, это, по меньшей мере, странно, если не повод для вызова мороженщиков в белых халатах. Но, кажется, хозяина дома всё устраивало, как и Ричарда, ведь, несмотря на периодический шум и посетителей, вся ситуация имела множество плюсов. Например, не нужно было готовить самому кофе и тратить на это время, да и то, что рядом кто-то находится, само собой не даёт расслабиться, а заодно и спасает от одиночества, которого иногда слишком много в жизни мужчины. В то же время его стараются не трогать, когда он очень занят и напоминают о том, что уже обед, когда слишком заработается. Да, Ричард Голд, конечно, следит за своим здоровьем, но это не значит, что у него всегда получается, особенно, когда дел так много, что и на сон-то времени не хватает. И порой он нормально не ест сутками, так как сон для ходячего зомби важнее. Часто Ричард, как Наполеон, спит только четыре часа в сутки, но в отличие от Бонапарта еще ни разу не проигрывал на финансовом поле сражений, хотя самоуверенности у него побольше будет. В общем, это было идеальное соседство для него, ведь кроме всего прочего, он так и не разгадал главную загадку этого года. А это позволило строить предположения чуть ли не круглосуточно, наблюдая за объектом своего интереса. И чем больше Ричард Голд наблюдал за новым знакомым, то тем больше убеждался в том, что чего-то этой загадке не хватает…возможно, пазлов и тогда придётся их искать самому. Но позже, когда он в сотый раз перепроверит контракт новой сделки – он не был бы собой, если бы доверился людям, которых сам же нанял. 
-Без проблем, себе я всё равно присмотрел Германию. – не отрывая взгляда от бумаг и слегка растягивая слова, произнёс Ричард. – Когда, к слову, Ваш день рождения? – кинув беглый взгляд на собеседника, уточнил он. Не то, чтобы он умел или любил делать подарки (этим обычно его секретари занимаются), но знать всё же не помешает. Тем более что он уже решил подарить бедолаге нормальный ноутбук, а то эта груда металлолома и сама мучается, и хозяину не помогает, а только самого Голда отвлекает. Он хоть и умеет не обращать внимание на внешние раздражители, как и концентрироваться на работе, но игнорировать монотонный жужжащий звук труднее, чем кажется. Даже чай с молоком не сильно помогает, хотя его он скорее на автомате пьёт, потому что ему его приносят и он вкусный. И к слову о чае, на любезно предложенную n-ю чашку, он лишь благодарно кивнул, но по обыкновению не оторвал глаз от монитора. Ему, конечно, приятно, что чашка всегда появляется снова и снова, но после пары раз он стал принимать это как данность. Есть у него такое свойство быстро привыкать ко всему хорошему, тем более он же не знает, вдруг тут ко всем посетителям подход такой или это что-то вроде негласного правила продавцов. В любом случае, главное то, что вкусно и то, что Оливер сразу угадал верные пропорции. И хотя он по прежнему продолжал больше любить кофе, с удовольствием выпивал чашку за чашкой, думая, что должен Оливеру уже целую молочную ферму. Ничего, вот подарит ему Швейцарию, там и ферма найдётся, но сначала ноутбук.